«Наша вахтерша умерла, сидя на стуле»

Фото: Андрей Пронин / ТАСС

Пережившие блокаду Ленинграда — о похлебке из шнурков и «сладкой» земле

Алина Кулькова

28 января, 2016 17:55

8 мин

Корреспондент «Русской планеты» в Пензе встретилась с жителями блокадного Ленинграда. Участники событий рассказали РП о голоде, уходе в детдом и эвакуации.

Блокадников в Пензенской области с каждым годом становится все меньше. Но оттого ценнее их воспоминания. 91-летний Федор Степанов 53 года назад переехал жить в Пензу. В годы блокады он учился в Ленинградском техникуме точной механики и оптики.

– С третьего дня войны в Ленинграде начали строить оборонительные сооружения, — вспоминает Федор Павлович. — Первый рубеж простирался от Новгородской области до Балтийского моря. Будучи студентом первого курса, я принимал участие в его строительстве.

Через 20 дней немцы приблизились к оборонительным сооружениям и строителей срочно перевели на второй рубеж, который проходил по Пулковским высотам. К 8 сентября враг подошел к Шлиссельбургу и сомкнул кольцо вокруг Ленинграда. По словам Федора Павловича, в это время ленинградцы разделились на две категории: одни изо всех сил цеплялись за жизнь, а другие опустили руки и даже не пытались бороться.

– Я жил в общежитии вместе с однокурсниками, — продолжает он. — В комнате было печное отопление, и когда мы с ребятами сожгли все, что можно было сжечь, стали воровать парты из соседней школы. Это и спасло нам жизнь: мы грелись и кипятили воду.

Федор Степанов. Фото: Алина Кулькова/ «Русская планета»

В котелок с водой иногда кидали пригоршню земли. И не удивляйтесь этому. Когда немцы взорвали Бадаевский склад, земля рядом с ним пропиталась сладким сиропом. Дело в том, что от огня хранившийся на складах сахар — рафинад — превратился в густой сироп. Все люди собирали сладкий торф, некоторые даже умудрялись его продавать.

В те страшные годы обессиленные люди не теряли самообладания и даже помогали другим.

– Однажды мы, студенты, собрав шесть продовольственных карточек, отправили своего товарища за хлебом. В очереди тот рухнул в голодный обморок. Стоявшая рядом женщина вернула его в чувства, привела к себе домой, напоила чаем, а потом проводила в общежитие. Он и карточки были спасены.

На всю жизнь запомнилось и то, как на улицах лежали мертвые тела. Их периодически увозили на спецмашинах. Наша вахтерша, которая дежурила в прихожей, умерла прямо сидя на стуле.

В июле 1942 года техникум эвакуировали в Новосибирскую область. Несмотря на то, что у Степанова была броня, он добровольцем отправился на фронт: воевал на Калининском, потом на Западном. В 1943 году был ранен, попал в госпиталь, оттуда был направлен в Ленинградское инженерное училище, а потом эвакуирован в Кострому. С 1963 года блокадник живет в Пензе.

Первый день войны подполковник в отставке Владимир Алексеев встретил у бабушки под Ленинградом в селе Кикерино.

– Отец сразу же прислал нам телеграмму: «Срочно возвращайтесь в Ленинград». Мы и вернулись, — вспоминает те страшные дни Владимир Павлович. — Не думаю, что открою секрет, сказав, что с продуктами в те годы было тяжело. Даже приходилось варить похлебку из шнурков, которые с обувной фабрики приносил сосед дядя Вася. Прежде чем варить, их надо было вымачивать в воде дня два. Но однажды наш спаситель умер — обжег горло этой похлебкой.

Владимир Алексеев. Фото: Алина Кулькова/ «Русская планета»

Все трудоспособное население Ленинграда работало. Отец Владимира Павловича трудился на заводе, там и жил, пока его не ранило осколком снаряда. А мама работала дома — шила рукавицы. Когда она слегла, материал ей носил маленький Вова.

– Но родственные отношения разрушались, — продолжает мужчина. — Некоторые матери, чтобы выжить, отдавали детям не весь положенный им хлеб, а он и так был весом всего 125 граммов. Так они спасались от голода, думая, что ребятишкам хватит и маленького кусочка. Узнав об этом, я ушел в детский дом.

Вскоре отношения с матерью у Владимира наладились. Во время блокады был издан приказ Ленгорсовета, согласно которому семьи, имеющие 2-х детей и более, нужно было эвакуировать. Семью Алексеевых отправили в деревню, находившуюся в ста километрах от Йошкар-Олы. Но после окончания войны был издан другой приказ «Без вызова эвакуированных из Ленинграда в город не отпускать».

– В результате из колхоза нас не выпустили до октября 1945-го, пока мы не получили вызов от бабушки, живущей под Ленинградом. В самом городе жить нам было негде: наш дом разбомбили, а в утраченной жилплощади и компенсации было отказано.

Нина Прудентова родилась в Ленинграде в 1937 году. Многое о военных годах она помнит по рассказам своей матери.

– После окончания Педагогического института мой отец мог остаться там работать. Но он, будучи сыном священника и боясь гонений, попросил, чтобы его отправили работать в деревню Ящера Гатчинского района, которая находилась в восьми километрах от Ленинграда. Вместе с папой уехала и моя бабушка. А дедушка остался со мной и мамой в Ленинграде.

С началом войны жизнь у многих изменилась в одночасье. Маленькую Ниночку вместе с супругой к себе забрал Борис Константинович. На фронт его не взяли, так как он был сыном священника, «неблагонадежным», как говорили в то время. Его вместе с семьей обещали эвакуировать, но не успели — в деревне появились немецкие машины.

Гитлеровцы начали «чистку». Многих людей расстреливали. Отца Прудентовой не расстреляли лишь потому, что он был коммунистом. Такой странный парадокс истории.

Однажды на семейном совете было решено бежать в лес. Достаточно смелый поступок для того времени — за него обычно убивали. Вместе с Прудентовыми в чаще спряталась еще одна семья с двумя детьми. Но отшельничество продолжалось недолго — через какое-то время немцы в рупор объявили, чтобы все возвращались в деревню, лес собирались простреливать.

– Многие дома тогда были уже сожжены. В школе жить было уже нельзя. Уголок нашелся в медпункте, в части которого тоже поселились оккупанты.

Мама устроилась работать в столовую, где мыла посуду и полы, а папа в ларьке выдавал пайки рабочим. За работу оккупанты платили ему два кусочка хлеба в день.

Еды, конечно же, не хватало. Как-то мама попросила у одного из немцев что-нибудь поесть для меня. «Идите на пустырь, может быть, что-то там и найдете», — рассмеялся он. Пустырь — особенное место. Когда враги только появились в Ящере, там развернулся настоящий бой. Трупы с обеих сторон потом долгое время не убирали. Там мои родители нашли мешок пшена, которым потом какое-то время питались. Ели и кормовую свеклу, которая оставалась на огородах.

Нина Прудентова. Фото: Алина Кулькова/ «Русская планета»

Нина Борисовна вспоминает, как один из немцев постоянно подкармливал ее. В Германии у Хельмута остались жена и сын, по которым он очень скучал. Он даже не пожалел для русской девочки елку, которую как-то получил в посылке.

– Когда немцы стали отступать, хотели тех, кто моложе, увезти в Германию. Под угрозой расстрела велели всем садиться в машину. Потом всех пересадили на поезд, в котором увозили из СССР и скот. К счастью, наши войска так быстро наступали, что они всех пленных высадили в Латвии, поместили в сарай и разрешили латышам брать нас в батраки.

В Латвии семья Прудентовых прожила до 1959 года.

ТЕГИ

поддержать проект

Для поднятия хорошего настроения, вы можете угостить наших редакторов чашечкой кофе

Маленькая чашка кофе